Фирруэла

40х40, тушь, перо, скан, цифровая печать.

Фирруэла.

Билл Моррисон, старый завсегдатай Ливерпульских портовых пабов, любил наведываться именно в этот “Крепкий Фортштевень”. Занимая высокую должность старшего смотрителя складов Вест-Индийской компании, её Барбадоского отделения разгрузки, он просиживал часы в суматошном котле беспрерывных разговоров, шума и запахов далёкой Антильской гряды. Попугаи в высоких клетках и в бело-розовых перьях повторяли бесконечно раз заученные и отшлифованные фразы: ”Зюйд-Норд-Вест!..”, крики боцмана Мэлвила, уже ничего не соображавшего от Ямайского рома, и орущего о чудесных южных ночах, ударявшего по столу кулаком и прислушивающегося к попугайным разговорам. Моррисон смотрел на его большой нос, блестящие глаза, напоминавшие заснувших медуз на берегу моря в Клайв-Иствуд и тихо буд-то с просонья, что-то мычал в ответ. Кружевное жабо с подтёками малинового вина тряслось под складками подбородка Мэлвила, его бородка клинышком внедрялась в их беседу рывком гарпуна ищущего себе достойную цель. “Лэм долго спит”,- прошептали губы боцмана, ‘И его алиби не так уж и безупречно...” Рыжий сеттер мгновенно поднял глаза стараясь отыскать говорящего. “300 фунтов закроют этот вопрос” - слова Моррисона золотой печаткой опустились на уши Мэлвила. “Я получил письмо от судьи Тэккерея, не так уж и всё гладко у нашего друга, та партия хлопка оказалась краплёной - красная нить шотландскаого твида”. “Бухта Блей-боо”- продолжил Моррисон, “Там маяк у скалы Лонг Харл- 3 отсвета с чередованьем красного протяжного луча, и ещё, передай Вивьен, что ПАПА хочет её видеть...”. “Папа Фрэнк!?” - переспросил Мэлвил, и внутри штофа тёмно-зелёного стекла с большим рельефным львом на боку что-то заволновалось и заплясало, золотой свет вспыхнул и медленно угас переливаясь перламутровым ожерельем, - глаза Мэлвила расширились и вопрошённо уставились на Моррисона, - “Тамошние туземцы в бытность мою на Тортуге, однажды поведали мне - ром при приближении урагана начинает отплясывать Фирруэлу, ихний танец с костром и копьями, встают они друг за дружкой и по кругу до самого утра.” “Так, что пойдём Мэллвил, - четверть часа у нас ещё есть”. Три шиллинга звоко ударились о стол, и рассыпавшись остались лежать напоминанием о серебряных рудниках Каледонии.